Из устного народного творчества. I. Русская народная песня

Собиратели и исследователи фольклора уже давно обратили внимание на «складность» русских пословиц.

Специально рассмотрению стихотворной формы пословиц и близких к ним жанров посвящено исследование И. И. Вознесенского «О складе или ритме и метре кратких изречений русского народа: пословиц, поговорок, загадок, присказок и др.» (Кострома, 1908), которое не утратило своего значения и до нашего времени.

Вместе с тем следует признать, что в дореволюционной фольклористике и советской науке первых двух десятилетий вопросы стихотворной организации русских пословиц не стали объектом всестороннего рассмотрения. Ю. М. Соколов в связи с этим в середине 30-х годов совершенно справедливо писал: «Если пословица до сих пор еще совершенно недостаточно изучена в социально-историческом плане, то русская фольклористика не может похвастаться также и сколько-нибудь подробным изучением художественной стороны ее. Исследователи обычно подчеркивают, что «пословица большею частью является в мерном или складном виде» или что «форма пословицы -- более или менее краткое изречение, часто выраженное складной, мерной речью, нередко метафорическим /поэтическим/ языком», но по вопросу, в чем точно заключается «склад и мера», обстоятельных исследований до сих пор не имеется» .

Известную смысловую и интонационную самостоятельность в пословицах приобретают не только их части, но даже отдельные слова, которые по своей смысловой выразительности нередко приближаются к фразе. Вот примеры таких пословиц: «Стерпится-слюбится»; «Сказано-сделано», «Было -- и сплыло» .

Мы рассмотрим несколько направлений собирателей фольклора.

Раз мы начали с пословиц и поговорок, то о них мы и начнем рассказ.

Мало кто знает сейчас, что Владимир Иванович Даль- составитель знаменитых Толкового словаря и сборника «Пословицы русского народа», был по крови на половину датчанин, лютеранин по вероисповеданию.

Вернувшись из плавания, Даль был произведен в мичманы и направлен для прохождения службы в Николаев. В марте 1819 года Владимир Даль на перекладных направлялся из Петербурга на юг. На древней новгородской земле, выезжая со станции Зимогорский Чм, обронил ямщик словечко: -Замолаживает…

И на недоуменной вопрос Даля объяснил: пасмурнеет, дело к теплу. Семнадцатилетний Даль достает записную книжку и записывает: «Замолаживать» - иначе пасмурнеть- в Новгородской губернии значит завалакиваться тучками, говоря о небе, клонится к ненастью. Эта запись стала зерном, из которого через 45 лет вырос Толковый словарь.

Но до этого еще очень далеко. Лишь начат сбор необычайных речений, слов и присловий, народных устных богатств.

Даль увидел и дороги Молдавии и Болгарские села, и турецкие крепости. Он услышал чужой говор и все оттенки родной русской речи. У бивуачного костра, в свободную минуту в госпитале, на постое записывал Владимир Иванович все новые и новые, не слышанные ранее слова.

В 1832 году начинается серьезная литературная деятельность В.И.Даля. Столичные журналы печатают его статьи под псевдонимом «Владимир Луганский» или «Казак Луганский» - по названию родного городка. Даровитый рассказчик, общительный человек. Даль легко входит в литературный мир Петербурга.

Он сходится с Пушкиным, Плетневым, Одоевским, другими известными писателями и журналистами. Его произведения быстро завоевывают огромный успех.

Весной 1832 года Даль снова круто поворачивает свою судьбу - отправляется в далекий Оренбург в качестве чиновника особых поручений при военном губернаторе. Даль - коллежский асессор чиновник 8 класса, что соответствует майору в армии.

Объезжая казачьи станицы и стойбища кочевников, Даль открывал для себя особый мир русского тревожного приграничья. Он не только наблюдал порядки и обычаи, не только записывал слова, он действовал, лечил больных, ходатайствовал за обиженных. «Справедливый Даль»,- прозвали его степняки.

В Оренбурге он встретился с Пушкиным, который приехал в дальний край собирать материал по истории Пугачевского бунта. Вместе они ездили по местам, где начиналось движение Пугачева, расспрашивали стариков. Тогда Пушкин посоветовал Далю всерьез заниматься литературой, вероятно, он же подал мысль вплотную взяться за словарь.

Последняя встреча Даля с Пушкиным произошла в трагические декабрьские дни 1837 года в Петербурге, куда Даль приехал по служебным делам. Узнав о случившейся дуэли Пушкина с Дантесом, Владимир Иванович тут же явился на квартиру к другу и не оставлял его до конца.

Пушкина лечили дворцовые медики, Даль был военный врач.

Хоть и не так он был знаменит как Шольц, Саломон или Арендт, но именно он подавал Пушкину надежду до последнего часа, именно он оставался с раненым неотлучно последнюю ночь.

Издание толкового словаря и собрание русских пословиц требовало огромных денег. Даль принял решение- работать и зарабатывать, откладывать на будущее, чтобы в пожилом возрасте иметь возможность отдаться любимому делу.-

В духе времени Владимир Иванович поручает своим подчиненным заниматься его личным делом. Григорович вспоминал о Дале: «Пользуясь своим положением, он рассылал циркуляры по всем должностным лицам внутри России, поручая им собрать и доставить ему местные черты нравов, песни, поговорки и прочее». Но не чиновники своими подношениями составляли далевские коллекции. Все шире расходилась слава Даля, не только писателя, очеркиста, но и подвижника, взявшего н6а свои плечи общенациональное дело. Со всех концов России доброхоты посылают ему свои собрания, списки редких слов и речений. Это было время пробуждения интереса в обществе к быту, жизни народа. Русское географическое общество созданное при живом участии Даля, разослало во все концы России «Этнографический циркуляр» с предложением изучать быт населения всех краев.

Кончалась пора, когда географию Франции и быт Древнего Рима образованные люди знали больше, чем свои, отечественные. Журналы один за другим осведомляют публику о подвижничестве Даля, просят помочь. Многие известные деятели культуры, такие, как Лажечников и Погодин собирают для Даля слова, песни, сказки. В журнале «Отечественные записки» Даль снова и снова благодарит своих помощников.

В 1848 году перебирается в Нижний Новгород, на пост управляющего удельной конторой.

«Во время десятилетнего пребывания в Нижегородской губернии, Даль собрал множество материалов для географического указания распространения различных говоров», - пишет Мельников-Печерский.

Нижегородская губерния в этом отношении представляет замечательное своеобразие.

Еще бы! Знаменитая Макарьевская ярмарка была событием европейского значения. Здесь пересекались торговые пути Востока и Запада- чай из Китая, железо с Урала, хлеб из степных губерний, ковры из Средней Азии, мануфактура и промышленные товары с Запада- все, что производилось на бескрайних просторах Российской империи, все, что ввозилось с сопредельных стран, выставлялось, продавалось на заставленном лавками низинном пространстве возле устья Оки. 86 миллионов рублей серебром- таков был торговый оборот Макарьевской ярмарки в те годы.

Новая эпоха вырывала крестьян с веками насиженных мест перемешивала в общем котле, и так создавался тот язык, который Даль назвал живым великорусским .

Даль в совершенстве овладел одним из главных качеств фольклориста: умением разговаривать с людьми, разговаривать людей. «Было кому и было чему поучиться, как надо говорить с русским простолюдином»-, вспоминает Мельников-Печерский, часто сопровождавший Даля в его поездках по губернии. Крестьяне верить не хотели, что Даль был не природный русский человек. «Он ровно в деревне взрос, на полатях вскормлен, на печи вспоен,- говаривали они про него- и как он хорошо себя чувствовал, как доволен был, когда находился среди доброго и толкового нашего народа!»

Даль был от природы оберуким- то есть с равной ловкостью владел и правой и левой рукой (это помогло ему в глазных операциях, где он действовал той рукой, какой было удобно), таким же оберуким он был и в отношении своей судьбы: мы не сможем назвать лишь увлечением составление грандиозного Толкового словаря на 200 тысяч слов, свода пословиц, включающего более тридцати одной тысячи речений, литературных произведений, занимающих почти четыре тысячи страниц текста, многочисленных статей, собрания песен, сказок и т.д.

На склоне лет Даль поселился в Москве. Дом его сохранился- просторный особняк на Пресне. Здесь завершился титанический, подвижнический труд Даля- составление сборника пословиц русского народа и Толкового словаря.. Этому занятию Даль отдавал по три-четыре часа в день на протяжении десятилетий. Собранные пословицы он переписывал в двух экземплярах, резал на «ремешки». Один экземпляр подклеивал в одну из 180 тетрадей по разрядам- это было собрание пословиц. Другой вклеивался в алфавитную тетрадь к ключевому слову- это примеры для Толкового словаря. За полвека Даль объяснил и снабдил примерами около двухсот тысяч слов. Если вывести «среднюю цифру» , получится, что при двенадцатичасовом рабочем дне он в течении полувека каждый час записывал и объяснял одно слово. Но ведь он не только собирал и записывал- он творил, служил, жил!...

Толковый словарь живого великорусского языка вместил в себя: «Речения письменные, беседные, простонародные, общие, местные, областные, обиходные, научные, промысловые и ремесленные, иноязычные, усвоенные и вновь захожие, с переводом. объяснение и описание предметов, толкование понятий общих и частных, подчиненных, средних, равносильных и противоположных и многое другое.

Погружаясь в его богатство, не веришь, что все эти тысячи слов прошли сквозь одни руки. Словарь Даля живет и будет жить, покуда жить будет народ русский.

Теперь на временном расстоянии мы глубоко благодарим Даля за его грандиозный труд. Словарь, очерки быта, собрание пословиц- это для нас один из верных ключей, открывающих минувшую эпоху. Задачу свою- дать в словах, пословицах, картинах быта точный фотографический снимок русского мира середины 19 века, запечатлеть жизнь нации в малейших деталях и проявлениях- Даль блестяще выполнил. Будет идти время, будет меняться жизнь. Неизменим, останется колоссальный образ эпохи, созданный Далем. И чем дальше, тем ценнее будет он для грядущих поколений. -

03.10.2018 0 522 Хаджиева Т.М.

Т.М. Хаджиева

М.П. ГАЙДАЙ КАК СОБИРАТЕЛЬ И ИССЛЕДОВАТЕЛЬ

КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКИХ НАРОДНЫХ ПЕСЕН

Начиная с 20-х гг. ХХ в. в России велась большая работа по сбору, публикации и изучению фольклора ее народов. В данной статье речь идет о фольклорной экспедиции в Балкарию (1924 г.) известного украинского фольклориста - музыковеда, собирателя народных песен, дирижера хоровых капелл Михаила Петровича Гайдая. Во время этой экспедиции им было записано около 100 нотных записей балкарских песен и наигрышей. Собранные им в этой экспедиции материалы легли в основу двух его статей: «О балкарской народной песне» и «Путешествие в Балкарию». Рукописи этих статей и нотные записи М.П. Гайдая («О балкарской народной песне») хранятся в архиве Института искусствоведения, фольклористики и этнологии им. М.Ф. Рыльского Национальной Академии Наук Украины. Рукопись Гайдая «Балкарские народные мелодии» составляют 108 нотных записей песен и наигрышей. Из них 96 – балкарские; 10 – кабардинские; 2 – киргизские мелодии, записанные им в Ставрополье. Непреходящая ценность и значимость нотных записей песен, сделанных Гайдаем, в том, что он дает к ним подтекстовки на языке оригинала. Гайдай от природы обладал не только абсолютным слухом и тонким чувством гармонии и ритма, но и хорошо рисовал. Об этом свидетельствуют и рисунки, сделанные им к его этнографической статье «Путешествие в Балкарию», которые, несомненно, увеличивают научно-этнографическую ценность его записей.

М.П. Гайдай (1) в своей статье «Путешествие в Балкарию», отметив, что «мысль о путешествии в Балкарию для записи народных мелодий возникла» у руководителя Кабинета музыкальной этнографии Украинской Академии наук, члена Фольклорной комиссии АН СССР К.К. Квитки, пишет: «Летом прошлого 1924 года, на протяжении почти двух месяцев, мне, по поручению Всеукраинской Академии Наук, пришлось, временами с большими трудностями, путешествовать по Балкарии. По материалам этой экспедиции, помимо общих этнографических бытовых наблюдений балкарской жизни, о которых мною составлен отчет в Академию, было записано 123 народных мелодии (2), преимущественно балкарских, из которых 10, записаны мною и на фонограф» (3). Рукописи М.П. Гайдая «Балкарские народные мелодии» (нотные записи), «О балкарской народной песне» (музыковедческая статья) и «Путешествие в Балкарию» (статья этнографического характера) хранятся в архиве Института искусствоведения, фольклористики и этнологии им. М.Ф. Рыльского Национальной Академии Наук Украины .

Гайдай от природы обладал не только абсолютным слухом и тонким чувством гармонии и ритма, но и хорошо рисовал. Об этом свидетельствуют и рисунки, сделанные им к его этнографической статье «Путешествие в Балкарию», которые, несомненно, увеличивают научно-этнографическую ценность его записей.

Рукопись М.П. Гайдая «Балкарские народные мелодии», как мы отметили выше, составляют 108 нотных записей песен и наигрышей. Из них 96 – балкарские (№№ 1-96); 10 – кабардинские (№№ 97-107); 2 – киргизские мелодии, записанные им в Ставрополье (№№ 108, 109).

Песни и наигрыши расположены на нотных листах подряд, следующая песня начинается на том же листе, на котором закончилась предыдущая. Судя по почерку и состоянию листов, записи, вероятно, были сделаны в полевых условиях. Листы хорошо сохранились, за исключением некоторых страниц, в которых последние строки плохо читаются. В каждой песне нотированы две-три строфы, иногда больше (№№16, 19, 52, 91 и др.).

Примечательно и то, что ко всем песням и наигрышам, помимо паспортных данных (имя исполнителя, его возраст, место записи, условия записи), ученым даны краткие комментарии и примечания, которые, несомненно, представляют ценность для музыковедов и фольклористов. А в паспортных данных песен, которые поются в сопровождение эжиу (припева), он указывает и фамилии исполнителей эжиу (№№ 11, 48).

Большая значимость нотных записей песен М.П. Гайдая в том, что он дает к ним подтекстовки на языке оригинала. После публикации песен карачаевцев и балкарцев австро-венгерским ученым В. Преле материалы М.П. Гайдая являются первыми записями песен на языке этих народов. Подтекстовки сделаны на кириллице, некоторые из них переведены на украинский язык.

Во многих песнях в начале подтекстовки в скобках даются жанровые определения и сведения о назначении песни, о месте и времени ее исполнения (№№1,4, 10,1 3, 14, 16, 28, 39, 47 и др.).

Из инструментальной музыки Гайдаем записаны пастушьи наигрыши и танцевальные мелодии. Помимо нот 5 танцевальных мелодий (№№11, 22-24, 36) ученый подробно описывает балкарский национальный танец тюз тепсеу : «Никогда в жизни я еще не видел такого танца. Молодежь становится в круг, а в середине – он и она, под музыку, ритмично идут навстречу друг другу. Они своими движениями создают впечатление, что вот-вот будут вместе, но это длится достаточно долго, и поражает то, что девушка не делает каких-то сложных па, а с большим достоинством, грациозно делает два спокойных шага вперед, а потом неожиданно отступает назад, будто топчется на одном месте, и все это происходит в спокойном ритме. Партнер же, прямая ее противоположность, он – весь порыв и отвага, его движения более смелы, он все время то лихо выбивает каблуками, то приближается, пытаясь, как бы обнять свою холодную партнершу. Сначала я думал, что такая сдержанность в движениях девушки – следствие ее темперамента, но у других пар это тоже наблюдалось во время танца» .

И в своем музыковедческом исследовании «О балкарской народной песне», и в статье этнографического характера «Путешествие в Балкарию» М.П. Гайдай дает небольшие, но ценные, информативные характеристики исполнителям народных песен. Ученый отмечает, что песни записаны им «преимущественно от простых, пожилых людей». Среди них он особо выделяет Токмака Анахаева (72 года) из Яникоя, Муссу Османова (60 лет) из села Мухол, Хаджи-Мурзу Акаева (46 лет) из Верхнего Чегема. Говоря о своей работе в Яникое, он пишет: «…присутствие в нем выходцев из далеких балкарских ущелий Чегема, Безинги, Хулама и др. дало мне возможность услышать мелодии этих горных местностей в исполнении старых певцов Анахаева, Мусукаева и Османа Кудаева (трудовые и исторические песни).

Лучший певец Анахаев, к сожалению, болел малярией, к тому же он был стар – 72 года – и потому не мог спеть мне много песен, но и то, что он пропел, имеет значение не только с точки зрения мелодии, но и текста, поскольку пел он песни времен языческих и исторических, когда балкарцы не были магометанами, а чтили бога Чоппа» . Он подробно описывает и свою работу с певцом из Мухола: «В этом селе я познакомился с лучшим из певцов Балкарии – Мусой Османовым. Ему сейчас 60 лет, но свой хороший голос (тенор) он сохранил до сего времени и поет старые песни с любовью и вдохновением…

В пении Османова слышались украинские думы с их неравномерным речитативным ритмом… Поcреди пения, перед каденцией (гармоническое завершение музыкальной мысли), Мусса вставлял рецитационные выкрики, словами, совсем так, как это делали наши кобзари и как сейчас делают старые лирники. Такие выкрики замечаю лишь у тех певцов балкарских, о которых сами балкарцы говорят, что это «мастер играть» (певцы Этезов, Анахаев, Темукуев)» .

Относительно музыкальных инструментов Гайдай пишет, что ему «довелось услышать в с. Яникой старые пастушеские мелодии на национальном балкарском инструменте «сыбызгъы» . Сыбызгъы – это свирель, сделанная из бузины, тростника или железа, длиной вершков 16-17, с тремя голосниками, а случается – и с шестью.

Другого национального инструмента – «къыл-кóбуз» (тип скрипки с 2-я или 3-я струнами и лучком из конского волоса) я нигде в Балкарии не видел и думаю, что этот инструмент исчезает (его заменила гармошка), если совсем не исчез из употребления. Играли на сыбызгъы Юсуп Султанов и Биберт Акаев, первый – мелодию «Лезгор тарында», а второй – «Сонаны жыры», «Чеченча» (лезгинка) и «Шидак». На дворе все время шел дождь, была влажность, и свирель Султанова, только что сделанная, от влажности, действительно сопела и играла нечисто. Зато, когда принесли старую, сделанную из тростника сыбызгъы, Акаев прекрасно передал на ней грустные мелодии с разными мелизматическими украшениями, чего я не слышал еще так ярко в балкарских песнях» .

Къыл къобуз.

Из книги Г. Мерцбахера «Aus den Hochregionen des Kaukasus»

В другой своей статье «Путешествие в Балкарию» Гайдай отмечает: «В Нальчике при записи мелодий мне помогал переводчик, знаток балкарского языка и местных древних обычаев таубий (князь) Ибрагим Урусбиев (4). Но его, как и других образованных балкарцев, вскоре арестовали, и все бумаги вместе с записями, сделанными нами одновременно с заметками, которые он должен был для меня перевести на русский язык, оказались в Нальчикском ГПУ. Теплым словом, с большим уважением вспоминаю этого человека, который вместе с другим, известным всей Балкарии деятелем Измаилом Абаевым (5), оказал мне большую помощь в моем нелегком, если принять во внимание местные события, деле» .

Из книги "Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев"

(М., Наука. - 1994.)

И.Х. Урусбиев помогал Гайдаю не только в работе со сказителями, он, по словам Михаила Петровича, был его переводчиком, принимал участие в переводе подтекстовок песен, помимо этого, согласно комментариям к песням и наигрышам №№ 1, 22, 23 – они записаны от него.

Гайдай зафиксированные им в Балкарии 96 песен и мелодий делит на следующие разделы:

«А. Трудовые песни: 1) при обработке земли; 2) сбивании масла; 3) когда ткут сукно; 4) косарские; 5) пастушьи; 6) охотничьи песни.

Б. Обрядовые : свадебные и веснянки.

В. Нартские песни про нартов-богатырей .

Г. Колыбельные .

Д. Танцевальные .

Е. Исторические .

Ж. Любовные.

З. Современные революционные песни » .

Как видим, Гайдай свою классификацию начинает с трудовых песен, которые, как и у других народов, относятся к наиболее раннему музыкальному искусству балкарцев и карачаевцев. По характеру исполнения и приуроченности, эти песни можно разделить на следующие жанрово-тематические разделы:

1) песни, непосредственно связанные с трудом;

2) мифологические песни, связанные с трудом опосредованно: а) охотничьи песни; б) песни-заклинания плодородия и изобилия;

3) песни-обращения к мифологическим божествам и покровителям.

Песни, непосредственно связанные с трудом, имели не только утилитарное, «организующее» значение – им приписывали и магические функции.

Так, например, сбивая масло, пели песню «Долай»», посвященную покровителю домашних животных Долаю. Считалось, что благодаря пению «Долай» будет обилие масла и, что пение скажется и на его качестве и вкусе. М.П. Гайдаем записано 4 варианта этой песни (№№ 1, 2, 65,82). Чтобы задобрить Долая, не только величают его самого, но и поэтически описывают его животных, воспевают его дары. В более поздних вариантах песен «Долай», когда вера в божество была утрачена, а, следовательно, и вера в его силу, в них появляется мотив угрозы в адрес Долая (№ 82). В этих вариантах песен усиливаются социальные мотивы.

Песни «Эрирей» (№64) и «Песня пахаря» (№№ 3, 51, 89), записанные Гайдаем, относятся к земледельческим песням. Все земледельческие работы (пахота, уборка и т.д.) у древних балкарцев и карачаевцев сопровождались обязательными магическими обрядами. Как и многие народы, они считали, что будущий урожай зависит от хорошего начала («магия первого дня»). Поэтому выход на пахоту сопровождался целым рядом обрядовых действий. Утром рано, перед выходом на поле, всей общиной устраивался праздник пахоты (сабан той ). После с песнями и плясками все отправлялись в поле, где первую борозду прокладывал мужчина, считавшийся в селе счастливым. «Песня пахаря» исполнялась как до начала пахоты (во время сабан тоя и на пути в поле), так и во время пахоты и сева. В песне, которую Гайдай записал в с. Мухол от Мусы Османова просят у божества Ашкерги, ведавшего урожаем хлебных злаков, много зерна. При этом, чтобы задобрить его и добиться тем самым желаемого результата, восхваляют его: «Эй, бий Ашкерги – бий Тейри» – «Эй, подобный Тейри, великий Ашкерги!» (№ 89).

Песня «Эрирей» (№ 64) относится к земледельческим песням осеннего цикла. В то время, когда волы молотили зерно, погонщики исполняли песню в честь мифологического покровителя урожая Эрирея. Верой в магическую силу слова можно объяснить то, что в песне «Эрирей» один из ведущих – мотив изобилия и сытости. Обращаясь к Эрирею, просят не только о ниспослании в будущем обильного урожая, но и молят дать силу и выносливость волам, т.к. успешная, быстрая молотьба зависела, в первую очередь, от них. Обращаются ласково и к самим животным, подбадривают и сулят сытную жизнь после обмолота. В поздних вариантах «Эрирея» поэтизируется труд и осуждается лень. В них мотивы, связанные с трудом, носят дидактический характер.

Песни «Инай» / «Онай» (№№ 31-35,72), записанные Гайдаем, пелись во время тканья и изготовления кийизов (войлоков), бурок, при валянии домотканого сукна. Инай (Онай) – это имя покровительницы шерсти и ткачества, функции которой со временем забылись, а имя стало восприниматься как песенный рефрен. Тяжелая и однообразная работа требовала больших усилий, песня же «Онай»(«Инай»), задавая рабочий ритм, по-своему облегчала нелегкий труд женщин. Запевала импровизировала слова песни, текст которой варьировался. Чаще всего это были речитативные алгыши-заклинания и алгыши-пожелания в адрес того, кому изделие предназначалось. Поэтому песня «Инай» («Онай»), помимо утилитарно-организаторской, несла в себе и магические функции.

Одним из существенных элементов жизнеобеспечения у карачаевцев и балкарцев в прошлом была и охота. Гайдай в своей статье тоже подчеркивает это: «Охотничьи песни отношу к трудовым, потому что в балкарском охотничьем промысле вижу способ существования, а не развлечения» . Вот почему в верованиях, обрядах, фольклоре этих народов Богу охоты и покровителю гор, лесов и благородных животных (оленей, туров) Апсаты отводится значительное место. Архаичным версиям «Песни Апсаты» свойственна древняя форма песни императивного типа. Основная же часть песен данного цикла – просительные или благодарственные (гимнического типа).

Почти у всех кавказских народов бытовало мнение, что удача на охоте зависит от благословения божества охоты, поэтому «абхазцы и осетины, карачаевцы и балкарцы , – писал кавказовед Г.Ф. Чурсин, – умилостивляют Бога охоты особыми песнями в его честь» . Образцы подобных песен, записанные М.П. Гайдаем (№№ 4, 25, 80), несомненно, представят большой интерес для тех, кто занимается охотничьей поэзией.

Вплоть до ХIХ в. балкарцы и карачаевцы новый год отмечали весной (22 марта, в день весеннего равноденствия). Встреча нового года совпадала с началом земледельческих работ, поэтому встреча нового хозяйственного года была большим народным праздником. Устраивали пляски, скачки, игрища с ряжеными, которые со смехом обходили дворы, требуя вознаграждения за песни-веснянки «Озай», «Гюппе», «Шертмен». Пожелание и просьба о вознаграждении всегда сопровождались угрозами в адрес тех, кто не одаривал участников обряда. Иногда эти угрозы переходили в проклятия.

На древность этих песен указывает и то, что основной их частью являются традиционные формулы заклинаний и пожеланий, свойственные культовым алгышам-благопожеланиям. Рефрены «Озай»и «Гюппе», «Шертмен», являющиеся органической частью этих песен, – имена уже забытых божеств. Песня «Шертмен», записанная Гайдаем в Хуламе (№ 28) – интересный образец традиционной песни-веснянки.

Со временем эти песни, утратив свою обрядовую сущность, перешли в детскую игру и стали исполняться в разные календарные периоды.

В Балкарии долгое время бытовал аграрный праздник, посвященный хтоническому божеству производительных сил земли, покровителю урожая Голлу. Весной, к этому дню пекли ритуальные ватрушки (калач ), пироги (хычины ), варили бузу и пиво (сырá ), которые с жертвенным мясом поедались участниками обряда. «После явки всех участников, ритуальный церемониал начинался тем, что руководитель обряда – тёречи – исполнял на сыбызгъы (свирели) мелодию, которая извещала о начале обряда. По первому звуку свирели участники, взявшись за руки, становились в большой круг, начинали движение по кругу пляской и пением» . Песня-пляска была одним из главных компонентов в комплексе обрядовых действий балкарцев и карачаевцев. И Гайдай в своих примечаниях к записи «Голлу» (№ 10, с. Верхний Чегем) отмечает, что этот языческий танец исполняется «в первый день весны. В хороводе участвуют все: малые дети, девчата, хлопцы и старые люди». А в примечании к другому варианту песни-пляски «Голлу тутхан» [№39] пишет, что ее «танцуют вокруг костра» .

При общественных молениях обращались не только к Верховному божеству языческого пантеона Тейри (Тенгри), Голлу и божествам, связанным с культом плодородия, но и к душам умерших предков. Видимо, поэтому ритуал, связанный с культом предков, совпадал у балкарцев с праздником «Голлу», который завершался поминками по предкам: «Годовые поминки , – пишет М. Ковалевский, – совпадают с праздником «Голлу» и устраиваются отдельными сельскими обществами в середине марта. Праздник этот длится подряд несколько дней и ночей. В одну из последних ночей совершаются общие поминки по предкам, пекутся пироги, зажариваются бараны и из всего этого предлагаются лучшие куски покойникам. Народ думает, что в эту ночь предки выходят из могил и что, если их умилостивить пищей, народу можно спокойно ждать ближайшим летом хорошей жатвы» .

Обряд «Голлу» (но уже в измененном виде) существовал до недавнего времени. Так, весной, после сева, а также во время засухи в В. Балкарии (КБР) вся община собиралась на могилах предков, где в их честь резали баранов и устраивали богатые поминки (чек ) с плясками и песнопениями. Кружась вокруг костра, где варилось мясо жертвенного животного, участники обряда пели песни в честь Тейри и божеств плодородия, грозы, молнии и грома Чоппы и Элии. Поющие от имени родов, посеявших зерно, обращались к ним с мольбой о дожде и богатом урожае. Тексты более поздних записей песен говорят о том, что в «Голлу» со временем увеличились развлекательные мотивы (№ 62, 63, 76). Утратив свою обрядовую сущность, они трансформировались в шуточные хороводные песни, исполнявшиеся на празднествах.

Варианты же песен «Чоппа», зафиксированные Гайдаем (№№ 57,58), носят действенный, целенаправленный характер– в них просят о дожде. Говоря об одном из исполнителей этих песен Анахаеве, Гайдай пишет: «Он пел песни времен языческих и исторических, когда балкарцы небыли магометанами, а чтили бога Чоппу… Интересно, что и у осетин это божество до сих пор почитается – они называют его Цопáй» . По В. И. Абаеву, у осетин «Цоппай» это «обрядовая пляска и пение вокруг пораженного громом»; «припев, повторяемый при совершении этого обряда», а также «обрядовое хождение по аулам во время засухи» . Относительно этого божества, культ которого среди народов Северного Кавказа отмечал еще в XVIII в. грузинский царевич Вахушти, Г.Ф. Чурсин писал: «Чоппа», по объяснению карачаевцев, был каким-то Богом, к которому обращались во всех важных случаях жизни» . С.И. Танеев же в своей статье о музыке балкарцев отмечает, что у них, как у осетин и кабардинцев сохранился танец «Чоппа», что «этот танец исполнялся с целью умилостивить Бога грома, в тех случаях, когда гром убивал человека или животное» . А в нартском сказании «Рачикау», опубликованном в 1881 г. С.-А. Урусбиевым говорится, что раненный нартом Рачикау трусливый Злоязычный Гиляхсыртан бежит от него и скрывается в своем замке. При этом, чтобы скрыть, что его ранил Рачикау, он кричит, «что его ударила молния и, что надо скорее петь «Чоппа». В своих комментариях к сказанию Урусбиев отмечает: «По преданию, нарты, когда кого-нибудь поражала молния, пели всегда какую-то песню «Чоппа» .

В контексте вышеприведенных примеров очень ценным предстает и запись В.П. Гайдая кабардинской песни-заклинания «Еллер» (в подтекстовке имя дается как «Элляри Чоппа»). В статье «Путешествие в Балкарию» он пишет»: «Я записал от старика Керефова Безруко мелодию заклинания «Эллер», которую поют в Кабарде, когда случается пожар. В древности, во времена язычества, когда от удара молнии загоралось какое-то жилище, как это ни странно, огонь гасили единственным способом – пением. Увидевшие пожар, мгновенно становились перед пылающим домом и пели это заклинание» (№ 105).

Балкарцы и карачаевцы выход на сенокос отмечали большим общинным праздником. В аулах старики не только определяли день выхода на косовицу, но и выбирали тамаду косарей, а также ритуального хана (гепчи, теке – ряженый). «Работы на уборке сена крайне тяжелы. Поэтому народный актер вносил в трудовой процесс вместе с весельем бодрость и здоровое настроение» . Как и при прокладывании первой борозды, сенокос начинал мужчина, считавшийся человеком добрым, везучим. В песнях косарей, зафиксированных Гайдаем, превалируют сатирические (№60) и шуточные мотивы(№№ 79, 87).

Древняя карачаево-балкарская свадьба представляла собой сложный ритуал. Почти все ее обряды сопровождались песнями. К сожалению, большинство старинных свадебных песен не сохранилось6. В связи с этим значение записей свадебных песен Гайдая еще больше возрастает. Так, в примечании к песням №8 и №42 он отмечает, что их «пели девушки в доме невесты». Им записан и вариант песни, которую пели в доме жениха (№ 43). А свадебную песню «Орайда, везущих невесту» солист исполняет вместе с группой юношей (№ 47).

Свадебными песнями под общим названием «Орайда» (слово «орайда» в карачаево-балкарском языке синонимично понятию «свадебная песня») сопровождались все основные моменты свадебного ритуала: «Орайда», поющиеся в пути за невестой»; «Орайда» во дворе невесты; «Орайда» во время увоза невесты из родительского дома состояла: из «Орайда» – требования невесты, величальной «Орайда» дружками жениха (восхваление жениха, его родственников, дома и т.д.), ответной величальной «Орайда» родственниками невесты, «Орайда» – прощания с родственниками невесты; «Орайда», везущих невесту;«Орайда» – ввоз невесты во двор жениха; «Орайда» свадебного обряда «показ невесты родителям и родственникам жениха»; «Орайда» при возвращении жениха в родительский дом; «Орайда» обряда «показ жениха родителям и родственникам невесты»). Поскольку эти «Орайда» ситуативные и обслуживают различные моменты свадьбы, они имеют свои ритмические, мелодические особенности, отличаются друг от друга и в композиционном отношении.

На свадьбе обязательной была и круговая песня-пляска «Тепена». Как и «Голлу», она, вероятно, восходит к древнейшим культовым действиям. Семантика большинства вариантов «Тепены» – это как бы синтез двух основных жанров свадебной поэзии – «Орайды» и ритуальных благопожеланий (алгышей ).

На приуроченность «Тепены» к тому или иному свадебному обряду указывают тексты песен. Например, песня-пляска «Тепена» в доме жениха носила заклинательно-магический характер. Хозяева обязаны были одарить ее исполнителей бараном («жертва для Тепены» – «Тепенаны «согъуму»). С дарением барана связывалась реальная сила алгыша. Солист «Тепены», стоя у очага (костра), регламентировал поведение пляшущих: «Направо, налево пляшите! / Левую ногу поднимайте…». Организующий мотив – общее место песен-плясок «Тепена». Как и в последних редакциях «Голлу», он, видимо, является реминисценцией какого-то уже забытого культового обряда. Песня «Тепена» из записей Гайдая (№75) – один из вышеуказанных вариантов данной песни-пляски.

Если в танцевальной песне-алгыше «Тепена» доминантной является обрядово-магическая функция, то в сатирической смеховой песне-пляске «Сандыракъ» основная функция – развлекательная. В ней, как и в корильных свадебных песнях многих народов, высмеивались чьи-либо пороки, слабости: скупость, обжорство, трусость, бахвальство и т.п.

«Сандыракъ» можно назвать песней с «подтекстом», понять который можно только при знании того ситуативного фона и обстоятельств, из которых она возникла (сандыракъ « 1) бредить; 2) дурачиться » ; древнетюркское sandiri « говорить бессвязно, сбиваться в речи, болтать вздор » .

В древности песни-пляски «Тепена», «Сандыракъ», «Голлу» были культовыми песнями. Со временем, вследствие их деритуализации и десакрализации, они превратились в круговые песни-пляски с открытой композицией. В них, как и в некоторых других жанрах карачаево-балкарского фольклора («Орайда», колыбельных, причитаниях, ийнарах), доминирующую роль стала играть импровизация. Изменение генетической основы культового обряда повлекло за собой изменение и семантики текста и, конечно же, мелодического контура, ритмики и стиха этих песен. Это способствовало тому, что из строго приуроченных культовых песен они перешли не только в другой обряд, но и в другую жанровую систему – смеховые песни. «Голлу» и «Сандыракъ» стали популярными плясками пастухов, «Тепену» исполняли при строительстве новой сакли (дома) и т.д.

Колыбельные песни, как и у других народов – один из древних видов песенного жанра балкарцев и карачаевцев. Они различаются в зависимости от содержания (песни-пожелания, повествовательные песни), адресата (песни, предназначенные для мальчика; песни, адресованные девочке; общие) и исполнителя (колыбельные, поющиеся матерью; колыбельные, поющиеся бабушкой и т.д.).

Основная функция колыбельных песен – убаюкать, усыпить ребенка. Поэтому один из постоянных мотивов таких песен – пожелание ребенку крепкого сна, приятных сновидений. Анализ колыбельных песен карачаевцев и балкарцев показал, что большинство из них – это цепь алгышей-заклинаний и алгышей-пожеланий.

О заклинательной функции колыбельных песен в прошлом свидетельствует то, что мать (бабушка), глубоко веря в магическую силу слова, многократно повторяет (иногда с некоторыми модификациями) различные устойчивые формулы пожеланий ребенку здоровья, богатства, долгой жизни, счастья, удачливой судьбы, послушания. Практически нет ни одной колыбельное песни, в которой не было бы кратких пожеланий: «пусть будет», «да увижу тебя» (счастливым, взрослым и т.д.). Это относится и к колыбельным песням, записанным Гайдаем в Балкарии (№№ 7, 30).

Песенное бытование нартского эпоса – одна из ярких, самобытных особенностей эпической традиции карачаевцев и балкарцев. На широкое распространение нартских песен у карачаевцев и балкарцев указывали не только исполнители нартских песен, но и многие собиратели и исследователи нартского эпоса. Именно благодаря стихотворно-песенной форме существования в их эпосе произошла консервация многих архаических элементов, которую подчеркивали и исследователи «Нартиады» .

Нотные записи четырех нартских песен балкарцев и карачаевцев (№№ 20,52, 61, 91), дошедшие до нас, благодаря М.П. Гайдаю, дают возможность не только услышать эти песни так, как они интонировались в начале ХХ века, но и сравнить их музыкально-поэтические особенности с ранее зафиксированными С.И. Танеевым нартскими мелодиями, публикациями С. Урусбиева, Н.П. Тульчинского и др., а также с записями нартских песен на аудио и видео кассеты в 60-90-х гг. ХХ в. Так, например, «Песня про нарта Ёрюзмека, записанная Гайдаем в исполнении Хаджи-Мурзы Акаева (№20) по содержанию, а в некоторых строках даже текстуально совпадает с песней «Орюзмек», опубликованной в 1903 году Н.П. Тульчинским . Разница в том, что текст Гайдая фрагментарен. Вероятно, причина редукции данного текста – частичное забвение песни сказителем, или в том, что в подтекстовке Гайдая дается только часть песни.

Балкарская песня. Л.Нурмагомедова

Историко-героические песни – тарых эм джигитлик джырла – один из ведущих жанров устной поэзии карачаевцев и балкарцев. «С детства помню , – пишет Кайсын Кулиев, – что даже на свадьбах пелись не только свадебные, застольные, любовные, шуточные, но и песни о героях и подвигах. Они там не были лишними, считались необходимыми. Это было традицией, воспитывающей в молодых людях любовь к Родине и подвигам, прививающей мужество и чувство собственного достоинства. Песни о героях и подвигах исполнялись каждый раз, по какому бы поводу не собирались жители аула» .

Гайдаем записано по одной песне из крымского цикла (№ 16), о Кавказской войне (№ 83) и песня о русско-японской войне (№27). Среди песен о феодальных отношениях и родоплеменных распрях, помимо известных песен (№№ 14, 21, 49, 50, 85,88), им зафиксированы и песни, которые неизвестны или забыты в карачаево-балкарской среде. Ученым записан целый ряд интересных набеговых песен (№№13, 15,17, 29, 48, 81, 84, 90), песен борьбы против социальной несправедливости (№ 19), о Гражданской войне и о героях революции (№№ 53-55, 66, 67, 74).

Гайдаем были записаны и лирические внеобрядовые песни балкарцев и карачаевцев: сюймеклик жырла – любовные песни (№№6,12,68,73,77,94); ийнарла – соответствуют русской частушке. Как правило, это четверостишья, в которых передаются различные эмоции лирического героя (№№ 5,6,37, 38, 40,71); масхара джырла – сатирические песни (№№ 44,56,60,69,79,87); кюйле – песни-плачи (№№ 59,70,74).

Как мы указали выше, в рассматриваемой рукописи М.П. Гайдая с 1 по 96 номер – это нотные записи песен и различных музыкальных наигрышей балкарцев, далее следует кабардинский материал: 8 песен и 2 танцевальных наигрыша. Нотации к песням приведены на языке оригинала. В конце своей статьи «Путешествие в Балкарию» относительно этих записей Гайдай пишет: «Наконец, следует вспомнить, что по пути в кабардинском селении Догужоково (Аушигере), я записал от старика Керефова Безруко мелодию заклинания «Эллер» (см. выше) … Также я узнал от Безруко, что во время засухи в Кабарде женщины, девушки и дети и сегодня наряжают большую куклу, ходят с ней по берегу реки, и поют заклинание (мелодию я записал), после чего погружают куклу в воду, а затем раскладывают огонь и из загодя заготовленной сообща живности готовят еду для всех, кто участвовал в обряде» .

Широко известный всем кавказским народам обряд вызывания дождя «Ханцегуаше» – у адыгов, «Дзиуоу» – у абхазцев, «Лазароба» («Гонджаоба») – у грузин и т.д. под названием «Кюрек бийче» (кюрек « лопата » , бийче – « госпожа, хозяйка » ) бытовал и у карачаево-балкарцев. Во время засухи женщины и дети, нарядив лопату в женское платье, ходили с ней по селу. В каждом дворе, воткнув лопату в землю, они пели:

Мы горим, умираем (от жары),

Молим, чтобы пошел дождь.

У Кюрек бийче дождя просим! .

После обхода дворов (где им давали мясо, яйца, хлеб и пр.) участники обряда веселой толпой шли к реке. Бросали Кюрек бийче в воду, обливались водой (сууалышмакъ ) и купали осла, облаченного в женскую одежду, которого потом заставляли смотреть в зеркало. Этот веселый, карнавальный обряд всегда завершался общей ритуальной трапезой.

Обряд вызывания дождя у балкарцев и карачаевцев был тесно связан с божествами грозы, молнии и грома – Чоппой, Элией и Шиблей. В Балкарии существовал обряд «Хождение (шествие) к Чоппе» («Чоппагъа барыу»). Он во многом напоминал обряд «Голлу» (испрашивание дождя). Центром обрядового локуса служил камень, посвященный Чоппе (Чоппаны ташы). Ритуальная пляска вокруг этого камня сопровождалась песней. В ней, воспевая Чоппу, испрашивали дождя:

Ойра, Чоппа, ойра, Чоппа! После Тейри – ты Тейри,

Ойра, Чоппа, ойра, Чоппа, прогони жару прочь.

Ойра, Чоппа, ойра, Чоппа! Ниспошли же ты дождь!

В основе этой песни, как и в других заклинательных песнях, лежит симильная магия:

Ойра, Чоппа, ойра, Чоппа! Дождь идет стеной!

Ойра, Чоппа, ойра, Чоппа! Урожай идет горой!

Г.Ф. Чурсин отмечал, что с приходом христианства произошла контаминация языческого Чоппы с Элией (Илья-пророк): Эллери-Чоппа . Это прослеживается и в записях Гайдая. Так, в песне-заклинании № 105 в припеве повторяется: «Ой, Елля, Еллери Чоппа! Еллери Чоппа», а в «Песне пахаря», записанном Гайдаем в Яникое от Т. Анахаева (№57), поющие просят Эллери-Чоппу (Гайдай в своем комментарии к песне имя Илья расшифровывает (под вопросом) как «пророк»). Весьма возможно, что со временем стали употреблять только первую часть имени, вследствие чего имя и функции Чоппы постепенно стали забываться. Говоря о почитании в среде балкарцев грозового божества Элии, Клапрот писал, что те утверждают, что Элия «часто является на вершине самой высокой горы; они приносят ему с пением и танцами в жертву ягнят, молоко, масло, сыр и пиво» .

Ценность записей Гайдая нартской песни «Нарт Сосруко» (№ 97) и историко-героических песен о популярных героях кабардинского фольклора Андемиркане, Куалове Созерыхе (№ 98-99) увеличивается тем, что на сегодняшний день это одни из самых ранних нотных фиксаций данных песен. Что касается песни «Андемиркан», то профессор А.Н. Соколова в 2000 г. в Британской звукозаписывающей компании EMI (преемницы фирмы «Gramophon») выявила около 50 адыгских архивных звукозаписей 1911-1913 гг., в том числе граммофонную запись и этой песни. На данном этапе А.Н. Соколова и известный фольклорист Р.Б. Унарокова работают над расшифровкой музыкальной и вербальной части этих песен.

Цикл песен и сказаний об Андемиркане «представленный в дореволюционных публикациях большим числом записей, как на языке оригинала, так и в русских переводах» широко используется во многих филологических исследованиях. Нотация же Гайдая к этой песне и ее фонозапись 1911 г., конечно же, явятся для этно-музыковедов ценным материалом в деле изучения и сравнения их с вариантами, записанными в более позднее время.

Как видим, песни, напетые около100 лет назад жителями Кабардино-Балкарии, «были зафиксированы и сохранены благодаря научному подвигу украинского ученого, фольклориста Михаила Петровича Гайдая. В тяжелых и непростых условиях 1924 г., преодолевая недоверие, не владея местными языками, он пешком, с фонографом обошел ущелья Балкарии, где проживали балкарцы. Такое подвижничество, кропотливый труд и устремления, не скованные узко национальными интересами, всегда отличали по-настоящему больших ученых. Пример тому – научная деятельность М.П. Гайдая, записавшего огромное количество песен и мелодий разных народов бывшего Советского Союза и оставившего эти бесценные материалы для их истории и культуры» (7).

На данный момент имеется довольно большое количество изданий, в которых опубликованы нотные записи и тексты песен, собранные в Балкарии, Карачае и Турции (в карачаево-балкарской диаспоре), а также ряд научных монографий по музыкальной культуре балкарцев. Публикация же бесценных записей М.П. Гайдая (от архаических песен до песен, созданных в начале ХХ века), позволит фольклористам, этнографам, языковедам и музыковедам, опираясь на все вышеуказанные материалы, провести комплексное исследование карачаево-балкарской народной песни во времени и пространстве.

3. Валики этих 10 записей М.П. Гайдая в архивах Киева и Москвы нами не обнаружены.

4. Ибрагим Урусбиев (? – 1928) – сын князя Хамзата Мирзакуловича (младшего брата Исмаила Мирзакуловича Урусбиева). После окончания Нальчикской горской школы он поступил во Владикавказское реальное училище (1885). В 1892 г. Ибрагим стал студентом Московского технологического института. «Хамзат Мирзакулович не имел возможности обучать сына за свой счет, и Ибрагиму пришлось покинуть институт и поступить на военную службу. 12 августа 1893 г. Ибрагим был зачислен в 88-й Кабардинский полк князя Барятинского. До февраля 1917 г. он служил в царской армии, дослужился до капитана. В период установления Советской власти в Кабарде и Балкарии Ибрагим входил в различные демократические организации Нальчика, работал в Дагестане. В 1927 г. был арестован вместе с Назиром Катхановым, Паго Тамбиевым и другими по обвинению в буржуазном национализме. В августе 1928 г. расстрелян. Решением Верховного суда РСФСР от 9 января 1960 г. реабилитирован «за недоказанностью предъявленного обвинения» .

5. Измаил Абаев (1888-1930), сын балкарского просветителя Мисоста Абаева. Один из первых врачей Северного Кавказа. Учился в Киевском медицинском институте, участник Первой мировой войны. После установления Советской власти возглавил здравоохранение в Кабардино-Балкарии, работал заместителем Н. Катханова в представительстве Кабардино-Балкарии в Москве.

6. В 1928 г. это отмечает и композитор Дм. Рогаль-Левицкий: «Что же касается свадебных песен, как далекого отголоска забытых религиозных культов, в пении которых принимают участие только одни юноши, то таковые пока сохранились еще в отдаленных аулах, не очень ретиво усваивающих обычаи нового времени. Следует думать, что те немногие песни, которые сохранились еще от свадебного обряда, будут забыты так же, как уже безвозвратно утрачены религиозно-мифологические песни .

7. Цитируемая нами статья журналиста М. Ботаева была опубликована в газетах КБР в конце 80-х гг. прошлого столетия. Вот, что он пишет в ней о фольклорных материалах В. П. Гайдая: «В конце 1980-х годов Союз композиторов КБ АССР передал в КБНИИ письмо, пришедшее с Украины, из Института искусствоведения, фольклора и этнографии имени М.Ф. Рыльского Академии наук УССР. Оно содержало просьбу украинских коллег разобраться в странных мелодиях и текстах, записанных «в Балкарии в 1924 году», а также три нотных образца мелодий. Дирекция института передала письмо и материалы для анализа старшему научному сотруднику, ныне ректору СКГИ Анатолию Рахаеву и доктору филологических наук Хамиду Малкондуеву. Ознакомившись с ними, ученые ахнули. Еще бы! Перед ними лежали нотные записи трех древнейших песен домусульманской эпохи! И эти мелодии были подтекстованы (!) на балкарском языке латинским и украинским алфавитом… Учение расшифровали записи и тексты, снабдили их переводами и комментариями, отправили в Киев и обратились туда с просьбой рассказать об истории их появления на Украине. Ответ был ошеломляющим: по некоторым сведениям М. Гайдай записал в свое время в Балкарии свыше 100 песен! Анатолия Рахаева и Хамида Малкондуева командировали в Киев, в Институт искусствоведения, фольклора и этнографии им. М. Рыльского Академии наук СССР.

Ценные материалы М.П. Гайдая, столь счастливо обнаруженные в Киеве и полностью скопированные, стали объектом всестороннего научного анализа и, возможно, будут изданы отдельной книгой как памятник народного певческого искусства и научного свершения славного сына украинского народа». После 1990-х гг., когда появилась возможность опубликовать материалы Гайдая, к сожалению, в архиве КБИГИ их не оказалось. Предполагают, что они могли затеряться среди других архивных материалов, когда Архив Института переносили в другое помещение.

В 2012 году Отдел фольклора ИМЛИ РАН, по инициативе зав. отделом В.М. Гацака заключил договор с Отделом фольклора Института искусствоведения, фольклористики и этнологии имени М. Рыльского НАН Украины о совместном издании сборника «Балкарские народные песни в записях М.П. Гайдая. 1924 г.». В настоящее время сборник готовится к печати.

9. Иванюков И., Ковалевский М.М. У подошвы Эльборуса // Вестник Европы. СПб.1886. Т. 1. Кн. 1. С. 83-112; Кн. 2.

10. Урусбиев С.-А. Сказания о нартских богатырях у татар-горцев Пятигорского округа Терской области // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. 1881. Вып.1. Отд. 2. С. 1-42.

11. Щукин И. Материалы для изучения карачаевцев // Русский антропологический журнал. М., 1913. № 1-2.

12. Рогаль-Левицкий Дм. Карачаевская народная песня // Музыкальное обозрение. М., 1928. № 2.

13. Древнетюркский словарь. Л., 1969.

14. Хаджиева Т.М. Нартский эпос балкарцев и карачаевцев // Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев / Сост. Р.А.-К. Ортабаева, Т.М. Хаджиева, А.З. Холаев. Вст. ст., коммент. и глоссарий Т.М. Хаджиевой. Ред. национ. текстов А.А. Жаппуев. Отв. ред. А.И. Алиева. М., 1994.

15. Тульчинский Н.П. Поэмы, легенды, песни, сказки и пословицы горских татар Нальчикского округа Терской области // Терский сборник. Владикавказ, 1904. Вып. 6. С. 249-334.

16. Кулиев К. Так растет и дерево. М., 1975.

17. Карачаево-балкарский фольклор. Хрестоматия. Сост., автор вступ. cт. Т.М. Хаджиева. Нальчик, 1996.

18. Клапрот Ю. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 годах. // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов ХIII – ХIХ вв. Нальчик,1974.

19. Алиева А.И. Адыгский фольклор в записях XIX – начала XX вв. // Фольклор адыгов. Нальчик, 1988. Кн. 2.

На занятии мы познакомимся с исторической песней, узнаем ее роль в сбережении истории нашей страны. Поймем, чем отличается историческая песня от былины. Прочитаем песни о Ермаке, о Емельяне Пугачеве, разберем их.

Рис. 2. Ермак Тимофеевич и хан Кучум ()

До наших дней сведений о Ермаке дошло немного, песни о нем важны как историческое свидетельство. Точно неизвестно ни имя Ермака, ни его происхождение. Предположительно, он был из крестьян, бежал на Дон, разбойничал в низовьях Волги и на Каспии. Спасаясь от преследования властей, Ермак со своими соратниками бросился на Каму и добрался до владений уральских промышленников Строгановых.

Известно, что в апреле 1579 года Ермак со своей дружиной служил Строгановым и охранял их владения от сибирских татар. В те времена в Сибири хозяйничал хан Кучум, люди были под опустошающим гнетом татар. Строгановы поддержали предложенный Ермаком поход, который был очень сложным: через Уральские горы прошло только 840 человек. Благодаря строгой дисциплине отряд двигался вперед.

25 октября 1581 года Ермак занял столицу сибирского царя - хана Кучума. За эту победу Иван Грозный простил Ермаку прошлые грехи и наградил дорогими подарками.

Исторические песни хранят память об этом герое. Его могучий образ привлекал внимание, потому что он был выходцем из народа, умен и наделен отвагой.

Прочитайте песнь о Ермаке (рис. 3).

Рис. 3. Песнь о Ермаке ()

В песни создан реалистичный образ героя, без идеализации и преувеличения. Ермак - атаман казаков, которые занимаются разбоем. Патриотической идеи нет, народ рассказывает о том, что Ермак идет в поход для того, чтобы заслужить прощение царя. Песнь изображает один эпизод - обращение Ермака к казакам, использован традиционный прием монолога. Песнь начинается с зачина (рис. 4), который знакомит с местом события и главным героем.

В песни видны художественные приемы, которые присущи фольклорным жанрам: эпитеты, гипербола, слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами и повторы. Примеры использованных художественных приемов в тексте (рис. 5):

Рис. 5. Примеры использованных художественных приемов в тексте ()

В этой песне правда о героях не скрыта, но нам представлен не преступник, а свободный человек, который не желает быть рабом. Народ восхищается его свободолюбием и лидерскими качествами.

Еще одним народным героем, способным повести за собой людей, является Емельян Пугачев. Пугачев Емельян Иванович - предводитель крупнейшего в истории антикрепостнического народного восстания 1773-1775 годов (рис. 6), в истории именуемого пугачевским восстанием, или Крестьянской войной.

Рис. 6. Пугачев Емельян Иванович

В 1774 году Пугачев выдан властям заговорщиками и казнен в Москве на Болотной площади (рис. 7).

Рис. 7. Казнь Пугачева ()

Прочитайте песнь о Емельяне Пугачеве (рис. 8).

Рис. 8. Песнь о Емельяне Пугачеве ()

Песнь рассказывает о заключении в темницу народного героя Пугачёва, народ сочувствует ему. О свободной жизни мечтали тогда многие, но не каждый мог осмелиться выступить против власти и повести за собой народ. Пугачев любим народом, изображен как народный заступник, ратующий за свободу.

На уроке мы убедились не только в своеобразии народных исторических песен, но и в их ценности в сбережении истории нашей страны.

Список литературы

1. Меркин Г.С. Литература. 8 класс. Учебник в 2 частях - 9-е изд. - М.: 2013., Ч. 1 - 384 с., Ч. 2 - 384 с.
2. Курдюмова Т.Ф. и др. Литература. 8 класс. Учебник-хрестоматия в 2 частях Ч. 1 - 12-е изд., 2011, 272 с.; Ч. 2 - 11-е изд. 2010, 224 с.
3. Коровина В.Я. и др. Литература. 8 класс. Учебник в 2 частях - 8-е изд. - М.: Просвещение, 2009. Ч. 1 - 399 с.; Ч. 2 - 399 с.
4. Бунеев Р.Н., Бунеева Е.В. Литература. 8 класс. Дом без стен. В 2 частях. - М.: 2011. Ч. 1 - 286 с.; Ч. 2 - 222 с.

1. Licey.net ().
2. Uskazok.ru ().
3. Silverhorseshoe.narod.ru ().

Домашнее задание

1. В чем главное отличие исторических песен от былин?
2. Какие художественные приемы, которые присущи фольклорным жанрам, используются в исторических песнях?
3. Объясните, чем обусловлена любовь к народным героям.

В XIX в. вопрос о самобытности русской культуры сделался одним из главных. Отечественная война 1812 г. и восстание де­кабристов в 1825 г. - те исторические события, которые нало­жили отпечаток на жизнь страны в первые десятилетия XIX в. Все столетие было проникнуто нарастанием демократических тенденций и усилением "духа народности ".

Декабристы призывали писателей обратиться к изображению русской жизни, воспринимая народность как самобытность на­циональной культуры. Статьи о фольклоре и его отдельные публикации появлялись в периодических изданиях декабристов: жур­нале "Соревнователь просвещения и благотворения", альмана­хе "Мнемозина".

Писателей из среды декабристов привлекали преимущественно те произведения, в которых воплотился свободолюбивый дух народа: казачьи и разбойничьи песни, отголоски фольклора древ­него Новгорода, исторические песни о крестьянских восстаниях под предводительством Разина и Пугачева.

Декабристы идеализировали героическое прошлое отечества, что соответствовало пылкости их гражданских устремлений. К. Ф.Рылеев назвал сборник своих поэм: "Думы". Знаменательно, что произведения этого украинского фольклорного жанра записал в 1818 г. и опубликовал в 1819г. Н. А. Цертелев , который в те годы был тесно связан с декабристами. Для стихотворений Ры­леева, названных думами, характерен пафос героики и свободо­любия - черты, свойственные и украинским народным думам. В предисловии к своему сборнику Рылеев писал: "Желание сла­вить подвиги добродетельных или славных предков для русских не ново, не новы самый вид и название - думы. Дума, - про­должал он, - старинное наследие от южных братьев наших, наше русское, родное изобретение".

Первая треть XIX в. - время, когда жил А. С. Пушкин . Вся деятельность поэта способствовала правильному пониманию значения фольклора в жизни и культуре народа. В незакончен­ной статье "О ничтожестве литературы русской" Пушкин под­черкивал, что словесность "рождается сама собою, от своих соб­ственных начал". По его мнению, ошибка сподвижников Петра I заключалась в том, что их поколение "презрело безграмотную изустную народную словесность".

Художественное новаторство Пушкина - основоположника новой русской литературы и русского литературного языка - осуществлялось прежде всего на отечественной, национальной основе. Язык народа и его фольклор нераздельны: "Читайте простонародные сказки, молодые писатели, чтоб видеть свой­ства русского языка", - советовал поэт2. Одним из первых он обратил внимание на быт и фольклор других народов многона­циональной России.

Пушкин изучал фольклорные сборники, но главным источ­ником для него было живое слово народа. В период расцвета многих устно-поэтических жанров поэт записывал сказки, пес­ни, пословицы и проч. Не довольствуясь только богатым репер­туаром своей няни Арины Родионовны, он посещал ярмарки, деревенские обрядовые праздники, в поминальные дни слушал причитания женщин на кладбище. В 1833 г. Пушкин отправил­ся в Оренбургскую губернию, где в казачьей среде собирал уст­ный материал для "Истории Пугачева".

Пушкин был дружен с выдающимися впоследствии фолькло­ристами В.И. Далем и П.В. Киреевским. Киреевскому поэт передал 50 своих записей русских песен, ныне опубликованных.

Поэтика традиционных крестьянских лирических песен.

Лирика – поэтический род устного художественного творчества. В народной лирике слово и мелодия (попечение) неразделимы.

Главное назначение лирических песен - раскрывать мироощу­щение народа путем непосредственного выражения его чувств, мыслей, впечатлений, настроений.

Внеобрядовая лирика отражала бытовую обстановку народ­ной жизни эпохи феодализма. Она значительно отличалась от обрядовой поэзии с ее древним мифологическим содержанием, была более реалистичной.

Существуют различные виды крестьянских лирических песен:

o Песни любовного содержания

o Песни шуточные и сатирические

o Плясовые песни

o Разбойничьи песни

o Солдатские песни

Крестьянская лирика запечатлела важнейшие стороны народ­ной жизни. Значительную часть репертуара составляли песни любовного содержания . Их герои - красная девица и добрый моло­дец - изображены в разных типических взаимоотношениях.

Драматические коллизии семейного быта получали разрядку в песнях шуточных и сатирических . Их герои - привередливая невеста, ленивая жена, нерадивая стряпуха, женщина, не умею­щая прясть и ткать (Дуня-тонкопряха), а также теща и ее зятья, бестолковые и неспособные выполнять мужскую работу Фома и Ерема

Отдельные шуточные песни могли быть плясовыми , если это­му способствовала их быстрая, задорная мелодия ("Ах вы, сени, мои сени...").

Разбойничьи песни появились в XVI-XVII вв., во время крес­тьянских восстаний против крепостного гнета. Те, кому удава­лось убежать от своих господ, создавали шайки и начинали вес­ти разбойничью жизнь

Солдатские песни начали создаваться с конца XVII в., когда Петр I ввел обязательную воинскую службу, сначала пожизнен­ную, а затем сроком на 25 лет. В этих песнях выражен патрио­тизм русских солдат, полное отречение от личной жизни. Главное в солдатских пес­нях - это изображение психологии простого солдата.

Поэтика крестьянских лирических песен является общей для всех тематических групп. В основе большинства способов выра­жения лирического начала лежит, по словам А. Н. Веселовского, "искание созвучий, искание человека в природе ", т. е. прин­цип аналогии между миром природы и внутренним миром чело­века. Свойства человеческой души переносились на природные объекты, а образы животных, растений, небесных светил указы­вали на того или иного героя песни, на его душевное состояние. Это не противоречило стремлению народной лирики изобра­жать типические образы в реальной жизненной обстановке.
Система художественных средств народной поэзии с точки зрения их исторического становления и развития глубоко ис­следована А. Н. Веселовским в работе "Психологический парал­лелизм и его формы в отражениях поэтического стиля.

Психологический параллелизм - это сопоставление человеческого образа и образа из мира природы по признаку действия или состояния.

Фольклорная традиция всегда стремилась выразить внутреннее состояние лирического героя через внешние формы, поэтому обыч­но он был показан в микросюжете .

Герой или героиня песни гуля­ет в зеленом саду, лежит израненный под ракитовым кустом, проха­живается по новой горенке, едет к любезной сударушке, поит коня или черпает воду из реки, сидит пригорюнившись, идет с горя в чисто поле, сидит в темнице, плывет по реке на кораблике и т. п. Такие повествовательные островки - своеобразные песенные кон­станты - в живом бытовании могли взаимодействовать друг с дру­гом, объединяться по принципу поэтической ассоциации, подчи­няясь общему для них лирическому началу

Композиция песенного текста была подчинена раскрытию его смысла, который заключался в передаче душевного состояния человека.

Важным композиционным приемом народных песен являет­ся выявленный и описанный Б. М. Соколовым прием постепен­ного, или ступенчатого, сужения образов .

Б. М. Соколов назвал следующие случаи применения этого приема:

v изображение природы;

v изображение жилища;

v описание наряда;

v изображение семейных отношений;

v изображение соци­альных отношений.

Заметной композиционной особенностью народных песен является прием развернутой метафоры . В содержании таких метафор явно просматриваются мифологические корни. Часто повторяется развернутая метафора "смерть-свадьба".

Другая развернутая метафора содержит древние следы партиципации - мистического единства человека с окружающим его миром.

Разновидностью развернутой метафоры является унаследо­ванная из мифологического фольклора "формула невозможно­го " (ее охарактеризовал А. А. Потебня) 1 . Формула невозможно­го - это поэтический способ для выражения понятия "этого никогда не будет", "это не может случиться".

В композиции народных лирических песен иногда использо­вался прием цепочного построения , основанный на поэтичес­ких ассоциациях между образами.

По способу передачи содержания выделяются песни-пове­ствования и песни-раздумья . В песнях любого типа выражению лирического начала способствовали композиционные формы монолога и диалога, которые могли сочетаться с повествова­тельной частью, а также друг с другом.
Эмоциональный настрой песен выражали многочисленные лирические обращения . Особенно часто они использовались в зачинах, нередко разрастаясь в пейзажную картину:
Другой распространенный способ эмоционального выраже­ния - единоначатия . Они могли играть разную, иногда доволь­но сложную художественную роль.

Разнообразные повторы занимали в народной лирике боль­шое место, проявляясь на всех уровнях: в композиции, в стихе, в лексике. Песенная лексика знает повторы

Ø тавтологические (темная темница, чудо чудное, тропы тропятся, струя струит, живешь-поживаешь)

Ø синонимические (путь-дороженька; грусть-печаль-тоска; клялася ему, божилася; спится-дремлется; стучит-гремит; призадумался, пригорюнился).

Строфика и стих народных лирических песен очень своеоб­разны. Ритмико-интонационная структура устной лирики зави­села от музыкально- мелодического оформления текста. Купле­ты народных песен содержат самое разное количество стихов: один, полтора, два, три и т. д. Стихи могли "переходить" из одного куплета в другой.

Народные песни имели тонический стих , а также гибридные или переходные формы силлабо-тонического стих а. Протяжные песни обычно имели белый стих; если встречались рифмы, то они были только смежными, причем рифмовались одинаковые части речи. Относительная бедность протяжных песен рифмами компенсировалась за счет ассонансов и аллитераций. Песни шу­точные, быстрые, напротив, украшались рифмами.

Сочетание в народной лирике широкой типизации образов с универсальным принципом аналогии между миром природы и внутренним миром человека привело к появлению устойчивых метафор.
В создании традиционного фольклорного мира песни важ­ную роль играли постоянные эпитеты . Они поэтически типизировали русскую природу, образ человека, его семейный быт

В песнях применялись сравнения ; гиперболы , уменьшительно-ласкатель­ные суффиксы . Особые художественные средства имели песни плясовые, шуточные и сатирические.